БУРУНДИ ВЫХОДИТ В ЦИФРУ: ОТ БАРТЕРНОЙ ЭКОНОМИКИ К ЛОНДОНСКОЙ БИРЖЕ
Скажи: «Бурунди» — и перед глазами встаёт не торговый терминал Bloomberg, а скорее корзины с кофе. В лучшем случае — печальные заголовки о гражданской войне, бегстве тысяч людей и хронике бедности на одном из самых малых кусков африканской карты. Земля озера Танганьика, утонувшая в постоянных кризисах и вечной статистике «страна внизу всех рейтингов».
И вдруг — Лондонская фондовая биржа. Не в виде мифического «где-то там, у них», а с конкретным меморандумом, подписями, фотографиями, цитатами. Центральный банк Бурунди, на этой неделе заключает соглашение с LSEG, чтобы — страшно даже выговорить — модернизировать финансовую систему страны.
Картина почти абсурдная. Как если бы в 1970-е в Бужумбуру прилетел Concorde. Но вот он, документ: «LSEG предоставит платформы для торговли иностранной валютой, межбанковской ликвидности, операций на открытом рынке и надзора». И тут начинаешь задумываться: неужели Африка, даже её самые бедные уголки, наконец-то идут не в хвосте, а хотя бы рядом с общей цифровой колеёй глобальной экономики?
Африканский парадокс
Бурунди — страна, где 80% населения занято в сельском хозяйстве, а ВВП на душу населения не дотягивает и до $300. Где главное достояние — не золото, а красная земля, на которой растут кофе и чай. Но именно здесь сегодня решают внедрять системы надзора за валютными торгами в реальном времени, с терминалом LSEG Workspace, чтобы «обеспечить прозрачность и соответствие мировым стандартам».
В этом и есть африканский парадокс. На фоне деревянных тележек и рынков под навесами на главной площади вдруг появляется инфраструктура XXI века — цифровые платформы уровня Лондона и Нью-Йорка.
Уже звучат большие слова: «переломный момент», «устойчивая финансовая система», «долгосрочный рост». И это говорит не какой-нибудь министр по связям с донорами, а сам Эдуард Норман Бигендако, глава Центрального банка Бурунди.
«Автоматизируя и оцифровывая наши рыночные операции, мы повышаем прозрачность, улучшаем операционную эффективность и закладываем основу для более инклюзивной финансовой системы», — произносит он почти как по учебнику МВФ.
И тут в голове всплывают кадры хроники: те самые 1990-е, когда на фоне этнических конфликтов Бурунди называли «маленькой Руанде» — вечно застрявшей в повторяющемся кошмаре.
Исторический флешбэк: «колония на экспорт»
Если открыть карту Африки начала XX века, Бурунди там обозначен скромным кусочком в составе «Бельгийской Руанды-Урунди». Европа делила континент линейкой, даже не глядя на горы, народы и озёра.
Главное, что интересовало бельгийцев, — не люди, а ресурсы. Кофе и чай. Именно их начали высаживать на красных вулканических землях, создавая будущую валютную зависимость страны. В колониальном управлении был заложен тот же порочный принцип, что и в Конго: раздел и властвование. Одним народам — посты и образование, другим — мотика и плантации. Так хуту и тутси стали инструментом политики, а не просто этническими общинами.
После Второй мировой Бельгия формально обещала развитие. Но на деле оставила Бурунди с наследием: экономика — на экспорт, финансы — на дотациях.
Независимость: свобода без кассы
1962 год, Бурунди получает независимость. На флаге — зелёный крест и три звезды. В гимне — слова про «славу труда». Но за фасадом — хрупкая страна без собственной финансовой базы.
Банк Бурунди (Banque du Royaume du Burundi) создаётся как формальность — он работает под внешние кредиты. Любые валютные резервы зависят от продаж кофе и чая. Если год урожайный и цены на биржах высоки — бюджет дышит. Если засуха или падение котировок в Гамбурге — дыры затыкают доноры.
Политика? Постоянный цикл переворотов. 1966-й — смещение короля. 1972-й — этническая резня. 1987-й — военный переворот. Каждое десятилетие — новая власть, но старые проблемы.
Финансовая система не развивалась. Центральный банк не умел управлять ликвидностью, потому что этой самой ликвидности не было. Валюта — франк Бурунди — девальвировалась, а кредиты МВФ и Всемирного банка становились единственным спасательным кругом.
Гражданская война: банк без денег
1993-й стал для Бурунди годом трагедии. Президент Мельхиор Ндадайе, первый демократически избранный лидер, убит через три месяца после инаугурации. Страна погружается в гражданскую войну, длившуюся более десяти лет.
Для Центрального банка это был не столько кризис, сколько паралич. Национальная валюта обесценивалась. Экономика ушла в бартер. Условно: мешок кофе за канистру бензина. Банковские отделения пустели. Финансовая инфраструктура фактически распалась.
К концу 1990-х Бурунди оказался в числе беднейших стран мира. По данным Всемирного банка, в 2000 году ВВП на душу населения составлял $140.
XXI век: попытки догнать
В 2005 году страна формально выходит из войны. На выборах побеждает Пьер Нкурунзиза — лидер бывших повстанцев. Новый президент обещает «экономическое возрождение». Но вместо возрождения — новый цикл изоляции. Политическая нестабильность, санкции, ограниченный доступ к международным рынкам.
В эти годы Центральный банк снова зависим от донорских программ. МВФ диктует макрополитику, Всемирный банк финансирует проекты в энергетике и образовании. Но внутреннего финансового рынка фактически нет.
Координатор региональных программ Всемирного банка тогда описал ситуацию просто: «Бурунди — страна, где банковская система обслуживает не население, а правительство и доноров».
И вот — LSEG
Именно поэтому соглашение 2025 года с Лондонской фондовой биржей выглядит почти фантастикой.
В стране, где ещё недавно жители хранили наличные в мешках, теперь собираются внедрить Market Tracker для отчётности в реальном времени и аукционы на открытом рынке.
- Автоматизация валютного рынка — впервые ликвидность будет распределяться по прозрачным правилам.
- Платформа для межбанковских операций — шаг к нормальной банковской конкуренции.
- Надзор через LSEG Workspace — борьба с коррупцией и «серым» обменом.
Всё это должно превратить Центральный банк Бурунди из приёмника донорских денег в регулятора с современными инструментами.
Финансовая система Бурунди
Если попытаться описать экономику Бурунди одним образом, то это будет мешок кофе на плечах крестьянина.
Кофе — не просто товар, а национальная валюта, страховка и политическая валюта одновременно.
📌 70–80% валютных поступлений страна получает именно от кофе.
📌 Чай — вторая статья экспорта.
📌 Всё остальное — на уровне статистической погрешности: немного рудников, чуть-чуть хлопка.
В XIX веке здесь торговали слоновой костью и рабами, в XX веке — мешками с зелёным кофе. А в XXI веке… по сути, всё то же. Только рабов больше нет, а кофе отправляют контейнерами в Гамбург или Антверпен.
Франк Бурунди, введённый в 1964 году, никогда не был твёрдой валютой. Его курс держался не за счёт промышленности, а благодаря тому, что где-то в Антверпене поднимались мировые цены на кофе. В результате каждый урожайный год или, наоборот, каждый ценовой обвал превращался в макроэкономическую драму.
Банки без клиентов
В стране с населением почти 13 миллионов человек — всего несколько коммерческих банков. Среди них:
Но у банков почти нет клиентов. Финансовая инклюзия — меньше 20%. Люди по-прежнему предпочитают хранить деньги «под матрасом».
Кредитование бизнеса ограничено. Малые предприятия чаще берут деньги у родственников, чем у банка. У Центрального банка остаётся одна роль — оператор донорских поступлений и валютных интервенций.
Аналитик из Найроби описал ситуацию ёмко:
«В Бурунди банков больше для отчётности, чем для экономики».
Валютный рынок: серый и уличный
Официальный валютный рынок — фикция.
Курс франка Бурунди назначается регулятором, но на улицах Бужумбуры курс всегда другой. У обочин сидят менялы с калькуляторами, предлагающие доллар по цене, отличающейся от официальной на 20–30%.
Такой разрыв рождает коррупцию: банки получают доступ к «официальным» долларам, а простые граждане — только к «уличным».
Именно против этой практики направлены новые платформы LSEG: прозрачные аукционы валюты, электронные сделки, контроль за ликвидностью.
Экономика доноров
Финансовая жизнь Бурунди долгое время подчинялась не внутренним законам, а внешним грантам.
- В 2010-х до 50% бюджета страны формировалось за счёт международной помощи.
- В 2015 году, после политического кризиса и переизбрания президента Нкурунзизы, ЕС и США сократили финансирование. Бюджет рухнул.
- Центральный банк остался в роли «кассира» иностранных доноров.
Именно эта зависимость от внешних денег объясняет, почему Бурунди так болезненно реагирует на любые международные санкции или разрывы программ.
Что меняется с LSEG?
Теперь — впервые за всю историю — Центральный банк Бурунди получает инструменты, которые позволяют управлять внутренним рынком не на бумаге, а в реальности.
- Торговая платформа по иностранной валюте. Больше не надо распределять доллары вручную: система выставляет заявки, фиксирует курс и публикует результаты.
- Межбанковская ликвидность. Вместо кулуарных договорённостей — электронная торговля, где видно, кто и сколько берёт.
- Аукционы открытого рынка. Это шаг к настоящей денежно-кредитной политике, а не «угадыванию курса по кофейной гуще».
- Market Tracker. Надзор и отчётность в реальном времени: кто купил, кто продал, по какой цене. Никаких «серых окон».
Для сотрудников Центрального банка это означает переучивание. В Бужумбуре открываются учебные классы, где молодые финансисты впервые видят терминалы, напоминающие интерфейс Bloomberg.
Один из участников проекта, местный экономист, сказал в интервью:
«Раньше мы вручную записывали сделки в журналы. Теперь система сама считает. Это как пересесть с осла на мотоцикл».
Великие озёра: региональная конкуренция
Если смотреть на карту Восточной Африки, Бурунди кажется крошечной запятой рядом с огромным Танганьикой. Но именно в этом «озёрном кольце» сегодня разыгрывается финансовая гонка.
- Руанда — сосед и вечный соперник. За 20 лет после геноцида она превратилась в образцовую «африканскую Сингапурщину». В Кигали работают мобильные банки, стартапы по блокчейну, правительство инвестирует в финтех. Национальный банк Руанды первым в регионе внедрил систему электронных межбанковских расчётов.
- Уганда — страна мобильных денег. MTN Mobile Money и Airtel Money превратили обычные телефоны в кошельки для миллионов людей. Финансовая инклюзия — более 50%.
- Танзания — пошла в сторону региональной интеграции: Дар-эс-Салам активно участвует в Восточноафриканском сообществе (EAC) и подключает свои банки к трансграничным системам платежей.
- Кения — вообще финтех-лидер Африки. Система M-Pesa стала символом «цифрового Африкана» ещё в 2007-м и теперь работает как полноценная финансовая экосистема.
И только Бурунди оставался на обочине. Без развитого мобильного банкинга, без прозрачных валютных торгов, с «ручным режимом» в Центральном банке.
Бурунди: «догоняющий игрок»
Подписание соглашения с LSEG — это не просто технический апгрейд. Это способ сказать соседям: «Мы тоже в игре».
Бурунди не может похвастаться своими финтех-гигантами, как Кения. У него нет международного бренда, как у Руанды. Но теперь в руках Центрального банка появляются инструменты, которые позволяют хотя бы частично выйти из роли «регионального аутсайдера».
Цифровизация торговли валютой и ликвидности — это входной билет в Восточноафриканское сообщество (EAC) на равных условиях. Если раньше Бурунди воспринимали как «слабое звено», то теперь он может стать хотя бы дисциплинированным партнёром.
Взгляд на региональные тренды
Партнёрство Бурунди и LSEG совпадает с более широким трендом в Африке.
- Континентальная зона свободной торговли (AfCFTA) предполагает единые стандарты финансовых расчётов. Без автоматизации Бурунди не сможет участвовать в этих процессах.
- Африканский экспортно-импортный банк (Afreximbank) активно развивает платформу Pan-African Payment and Settlement System (PAPSS). Бурунди, не имея цифровой инфраструктуры, рисковал оказаться вне этой системы.
- Глобальные игроки (Visa, MasterCard, Temenos, Backbase, Nasdaq) выходят на африканские рынки, тестируя здесь новые модели.
И вот теперь — Лондонская фондовая биржа. Бурунди — «маленький и бедный», оказался в центре большого эксперимента.
Зачем Лондонской фондовой бирже вообще нужен Бурунди?
С первого взгляда партнёрство Лондонской фондовой биржи с Бурунди выглядит как «слон и муравей». LSEG — глобальный гигант, управляющий торговыми системами от Лондона до Милана, хозяин индексов FTSE Russell и поставщик данных для крупнейших инвестфондов мира. А Бурунди — страна с ВВП меньше, чем у среднего британского района.
Ответ прост: экспансия в Африку.
Африка как новый рынок
Мировые биржи давно ищут точки роста. В США и Европе рынки насыщены, компании давно котируются, а инвесторы знают друг друга по именам. В Азии — сильная конкуренция между Гонконгом, Сингапуром и Шанхаем.
А вот Африка остаётся последним «неосвоенным фронтиром».
- Население континента перевалило за 1,4 млрд человек.
- Средний возраст — 19 лет.
- Экономики растут быстрее мировых средних.
Да, это рынки рисковые, но именно поэтому здесь всё ещё есть место для крупных инфраструктурных игроков.
«Британский след»
Есть и геополитика. Лондонская фондовая биржа всегда была больше, чем просто бизнес. Она — инструмент влияния Британии, наследие имперского прошлого.
В XIX веке Лондон управлял потоками золота и колониальными компаниями. В XXI веке он хочет управлять цифровыми платформами, через которые проходят валютные сделки африканских стран.
И здесь — символический момент: Бурунди была бельгийской колонией, но на помощь ей приходит не Брюссель, а Лондон. Европа всё чаще спорит внутри себя, а Британия действует точечно.
Африка как «полигон»
Для LSEG Бурунди — это не рынок, а площадка для эксперимента.
- Если система работает в стране с минимальной инфраструктурой, значит, её можно внедрять где угодно.
- Если автоматизация приживается даже там, где раньше были только журналы и ручки, значит, модель жизнеспособна.
Это как айтишный «пилотный проект». Успех в Бурунди можно показать, как кейс для других стран региона: от Южного Судана до Малави.
Африка и мировые игроки
- Nasdaq работает с нигерийскими и ганскими биржами, поставляя торговые системы.
- Visa и MasterCard запускают африканские финтех-акселераторы.
- Temenos и Backbase внедряют цифровые платформы для банков в Египте, Ливии, Кении.
- Китай через свои платформы (Ant Group, Huawei) пытается встроиться в цифровую финансовую архитектуру.
Так что Бурунди — лишь малая часть большой карты, где Африка становится ареной борьбы мировых игроков.
Итог
Символично, что путь от кофе к котировкам Бурунди проходит через Лондон. В XIX веке именно Лондон диктовал правила колониальной торговли. В XXI веке он поставляет правила цифровых торгов.
И если раньше Бурунди был известен миру как «страна кофе», то теперь у него есть шанс стать частью другой ассоциации — страны котировок. Пусть пока скромной, но встроенной в общую систему.
Потому что в мировой истории всегда важен не масштаб, а факт включённости. И если Бурунди удалось войти в LSEG, значит, даже самые бедные уголки карты могут претендовать на место в глобальной экономике.
👉 Подписывайтесь на мой Telegram-канал: https://t.me/druzin. Там — финансы, инсайты, путешествия и никакой скуки!