«ЗАРУБЕЖКА БЕЗ ГРАНИЦ!» // MADE IN U.S.A.: КАК ДЯДЯ СЭМ НАУЧИЛ МИР МЕРЯТЬ РЕГИОНЫ
За кадром играет голос Фрэнка Синатры: «…If you can make it there, you’ll make it anywhere…»
Америка ХХ века — это не только джаз, Голливуд и атомная бомба. Это ещё и география, обутая в ковбойские сапоги. Пока старый свет спорил, где проходит граница Востока и Запада, новый свет кроил карту деловой эффективности. В 1954-м году Уолтер Изард открывает в Филадельфии Международную ассоциацию региональных наук, и как бы говорит: «Парни, регион — это больше, чем сельхозстатистика. Это система». Так начинается голливудская история под названием «American Regional Studies Cinematic Universe».
УОЛТЕР ИЗАРД. МОНТАЖНЫЙ ЭФФЕКТ
Что общего между монтажом Эйзенштейна и региональной наукой Изарда? Правильный ответ — склейка. У Сергея Михайловича стыкуются кадры «булыжник — рабочий — революция», у Уолтера — «экономика — социология — экология». Он переводит макроэкономику на диалект пригородных шоссе, вписывает туда демографию, политику и даже качество воздуха. Итог — «шкаф купе» под названием regional science. В нём на одной штанге висят потоки миграции, на другой — матрицы «затраты–выпуск», а по полкам разложены методы расчёта платежного баланса каждого округа от Аламо до Якимы.
Изард утверждает, что «регион» — это не территориальная единица, где земля зреет, а кое-что большее. Например, у каждого региона есть своя динамика: как социальная система взаимодействует с экологической, как политики влияют на экономику, а экономика — на демографию. И если вдруг какой-то регион не справляется с вызовами, например, массовая миграция из-за экологической катастрофы, то мы можем померить, насколько это повлияет на баланс региона в контексте страны или даже мира. Для этого, конечно, надо немного поработать с цифрами и моделями.
Сегодня любой think tank, подсчитывающий, сколько новых рабочих мест даст дата-центр в Казани или солнечная ферма в Каракумах, использует линейку, откалиброванную Изардом. Велосипед уже изобретён, осталось выбрать цвет.
ЦЕНТР VS ПЕРИФЕРИЯ. ДЖОН ФРИДМАН, ИММАНУИЛ ВАЛЛЕРСТАЙН И ДРУЗЬЯ
В кадре скоростной timelapse: огни мегаполисов вспыхивают, провинция темнеет. Это работа Джона Фридмана. Его четыре стадии кумулятивного роста напоминают карьеру поп-идола: сначала гараж, потом клубы, стадионы и, наконец, сборники «Лучшее за тридцать лет». В агломерации кумулируется капитал, а вокруг — тень. Фридман зовёт государство выступить лайв-бэндом для периферии: подтягивать инфраструктуру, растить «опорные города», пока сессионные музыканты (рабочая сила) не убегут в более громкий ансамбль.
И вот, тут начинается настоящее географическое искусство: если центр — это всегда более высокоразвивающаяся агломерация, то периферия — это зоны, не обеспеченные ресурсами и инфраструктурой, которые начинаются отставать. При этом перераспределение капитала — это не пустое место, а объект, которым можно управлять.
Чуть левее на карте — Иммануил Валлерстайн. Его lenses — масштаб всей мир-системы: ядро, полупериферия, периферия. Принцип тот же: центр пожирает, окраины поставляют сырьё. Загвоздка — полупериферия: сегодня Бразилия, завтра Китай, послезавтра кто-нибудь ещё.
Валлерстайн шутит, что вся Земля — это один гигантский супермаркет, где покупатели бьются за то, чтобы попасть в «премиум-класс», но если кто-то из «периферии» всё-таки выбивается в этот класс — его место в супермаркете всегда сохраняется.
На подтанцовке — Альберт Хиршман со своей теорией несбалансированного роста. Он не боится «поляризации» — говорит: «Не бойтесь точек роста, бойтесь, если ток не дойдёт до соседней лампочки».
ГОРОДСКОЙ ВЕСТЕРН. ДЖ. ДЖИББС И ПЯТЬ СТАДИЙ УРБАНИЗАЦИИ
Вестерн без городка с салуном — не вестерн. Джиббс рисует пять актов урбанизации: от редких огней телеграфных столбов до неона Лас-Вегаса. На пятой стадии сельский житель пьёт латте в шляпе фермера и пишет из 5G-поля. Практическая польза модели проста, как светофор: мы видим, где страна буксует, а где пора строить линию метро раньше, чем появится первый затор.
Джиббс отметил, что на каждом этапе урбанизации население города сталкивается с новыми проблемами. Например, на третьей стадии, когда города начали расти быстрее, чем могли вместить все желающие, это породило новые социальные страты. Здесь появляется тень беспокойства: смогут ли новые жители пережить бурный рост мегаполиса или они попадут в ловушку в виде недостатка рабочих мест и жилья?
«НОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ»: ПОЛ КРУГМАН И ЗАКОН БУМЕРАНГА
В 1991 году, когда Пол Кругман, будущий Нобелевский лауреат, впервые заявил о себе на академической сцене, публика ахнула: «Снова эти модные эффекты масштаба!» Но Кругман, как человек с точным расчетом, смешал старую гравитационную модель торговли с новой концепцией: «победитель забирает всё». Агломерации стали как старые добрые крепости, где сосредоточена вся сила, а периферия — просто пустошь, где ничего не происходит. Но вот приходит революция. Интернет, контейнеры за 200 долларов — и игра меняется. Вдруг вчерашний аутсайдер, тот самый, кто был на краю карты, теперь может обойти и занять место на пьедестале, оставив всех гигантов позади. Это — эффект «обскакивания». Мир меняется, и кто-то из последних может оказаться первым, если успеет схватить момент.
Вот где парадокс, о котором стоит задуматься: могут ли бедные страны стать богатыми, просто оседлав инновационный тренд? Кругман объясняет, как страны с низкими зарплатами и более высокими рисками могут получить доступ к последним технологиям, перепрыгнув лидеров.
Мораль:у вас либо порт, либо мозги, желательно все вместе. России, Индии и Бразилии полезно помнить: фактор «второй природы» — человеческий капитал — не упаковать в контейнер, он едет бизнес-классом.
ВАСИЛИЙ ЛЕОНТЬЕВ. ЭКСЕЛЕРОННАЯ МАТРИЦА
Русский парень из Мюнхена, ставший американским классиком, Василий Леонтьев создаёт таблицу «затраты–выпуск» — и экономика переводит дыхание в такт линейной алгебре. Модель позволила Пентагону посчитать, сколько шляпников в Техасе лишатся работы, если сократить заказ на бомбардировщики в Калифорнии. Сегодня любой губернатор, планируя индустриальный парк, кликает мышкой по правнуку той матрицы.
Леонтьев открыл секрет сложных взаимосвязей. В его модели отрасль не существует сама по себе — каждая из них играет роль в системе, влияя на другие через матрицу «затраты-выпуск». Эта концепция по-прежнему используется для того, чтобы оценить, как изменения в одном секторе повлияют на всю экономику региона.
ГЕОПОЛИТИКА: МЭХЕН И СПАЙКМЕН
Представьте картину: Альфред Мэхен в белом мундире моряка стоит на борту гигантского военного корабля и глядит на бескрайние океанские просторы. «Если ты не можешь победить на море, забудь о победе вообще», — его слова звучат как мантра для всех будущих великих держав. Он не просто говорит о том, как важны флот и контроль над морями — он строит целую стратегию, где морская сила решает всё. Почему? Потому что, по Мэхену, именно морские пути — это то, что связывает глобальную экономику. Если ты держишь в руках ключевые порты и торговые маршруты, ты управляешь не только экономикой, но и политикой. Именно поэтому, по его мнению, все великие державы должны контролировать морские коммуникации, иначе они просто не смогут выдержать конкуренцию на мировой арене.
И вот, мы видим, как этот морской лидер передаёт эстафету своему последователю, Николасу Спайкмену, который с таким же решительным взглядом анализирует карту Евразии. Спайкмен, конечно, не обходит стороной идею контроля Хартленда — ключевой зоны Евразии, как у Маккиндера. Но его идея в том, что сила теперь не в самом центре континента, а в его периферии, то есть в Rimland, вокруг которого формируются важнейшие торговые и военные маршруты. И если ты контролируешь эту зону, ты фактически контролируешь весь континент. Больше не нужно стоять в центре, а достаточно быть на периферии и управлять ею.
И тут начинается настоящая геополитическая драма, где важнейшие игроки, такие как Россия, становятся ключевым элементом. Спайкмен не зря подчеркивает, что без России весь этот «Rimland» может не быть таким уж эффективным. Участие России в глобальных процессах — это как тот самый штрих, который делает картину целостной. И так мы видим, как западные державы строят свои стратегические базы в таких местах, как Диего-Гарсия, а давление на Россию через санкции и экономические барьеры только подтверждает, насколько всё это сложно и многослойно.
ФУКУЯМА VS ХАНТИНГТОН
Вот они, два гиганта, один в костюме, второй в бейсболке. 1992 год, Фрэнсис Фукуяма заявляет: «Всё, друзья, игра окончена. Либеральная демократия победила, больше не будет идеологических битв, капитализм — навсегда». Драматическая пауза. Прямо как финал, где герой наконец-то целует свою любимую, а на экране катятся титры с «концом истории». Как говорится в хорошем кино, если титры не совпадают с настроением, то наверняка появится что-то неожиданное.
1996 год. Прайм-тайм, эфир в разгаре. В студии появляется Сэм Хантингтон. Он смотрит в камеру и заявляет: «Фукуяма ошибся. Мы только в начале новой войны — Столкновение цивилизаций». Эксплозия идей, на которую невозможно не обратить внимания. Время на экране идет, а в голове зрителей возникают тысячи вопросов: что теперь будет с миром? Одни культурные контексты против других, Запад против Востока, христианство и ислам, а либеральные демократии сотрясаются от внутреннего кризиса. Хантингтон не дает понять, что победа демократии — это конечная точка, он просто расставляет перед нами глобальный пазл, где всё не так однозначно. И вот тут появляются обострения, которые мы видим на международной арене в XXI веке.
Кто прав, Фукуяма или Хантингтон? На самом деле, ответ прост: и тот, и другой. Либеральная демократия прошла важный этап, но она не победила в конечном счёте. Мы находимся в середине этого пути, где одной идеи недостаточно, чтобы стабилизировать мир, потому что мы живём в эпоху конфликта цивилизаций, где любые старые границы могут быть стерты.
ХАРТШОРН И ГУМАНИТАРНЫЙ ЭПИЛОГ
Если все эти геополитические концепции — это как трамплины для больших держав, то Ричард Хартшорн — как тот тихий мудрец, который никуда не спешит, но всегда знает, что делает. Хартшорн утверждает: «В центре любой карты — человек». На самом деле, все эти рассуждения о балансах сил и глобальных рынках не имеют смысла без того, чтобы мы не знали, как именно люди живут в этих странах, как они ощущают пространство, экономику и социальные взаимодействия. Как бы ни были хороши карты, без людей и их потребностей они становятся просто линиями на плоскости.
Он говорил, что основная задача регионоведения — это понимать, как пространство влияет на поведение людей, а поведение людей в свою очередь меняет сами карты мира. Это не просто географические, экономические или политические данные — это целая культурная и поведенческая ткань, которая разрасталась, как тот самый органический ландшафт, о котором писал Хартшорн. Если регионоведение — это наука, то она должна быть многослойной, как и сам мир. Понятие территориальной дифференциации, которое Хартшорн вывел, включает в себя всё: и поведение людей, и экономические процессы, и культурные аспекты.
ИТОГ. ЗАЧЕМ ВСЁ ЭТО НАМ?
Зачем нам всё это знать? Ответ прост. Америка, разрабатывая теории о контроле, силе и господстве, создала настоящую лабораторию, где проверяется, сколько политики скрыто в цене авиабилета и сколько идеологии спрятано в ширине нового хайвея. Мы стоим перед выбором: или мы будем просто копировать чужие идеи, или научимся адаптировать их под свои условия, в том числе в рамках России и БРИКС. Нам нужно понимать, как строить сильные регионы, как не потерять свои экономические цепочки, не становиться зависимыми от внешних сил. Нам важно понимать, что «сильный регион» — это не тот, что просто дотируется или живёт за счёт ресурсов, а тот, что умело связывает знания, инновации и производство. Страны, у которых есть стратегическое понимание этих процессов, смогут преодолеть любые трудности.
Пока учёные спорят, кто прав — Изард или Валлерстайн, мы будем следить за тем, как новые центры растут из развивающихся стран. Не удивляйтесь, если следующий мегаполис-звезда появится где-нибудь на стыке Тихого океана и Южной Азии, и вдруг на карте появится новый центр, вокруг которого начнётся формироваться новая глобальная экономика.
👉 Подписывайтесь на мой Telegram-канал: https://t.me/druzin. Там — финансы, инсайты, путешествия и никакой скуки!