«ЗАРУБЕЖКА БЕЗ ГРАНИЦ!» // 9 МАЯ — НЕ ТОЛЬКО ДЕНЬ ПОБЕДЫ, НО И ТОЧКА ОТСЧЁТА ЕВРОПЕЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ
9 мая 1950-го. Ровно пять лет спустя — снова Победа. Но уже другая. Шум моторов, свежая типографская краска — и Европа начинает новую жизнь.
День Победы — не только о танках, кителях и знаменах. Это ещё и день рождения интеграции. Потому что 9 мая 1950 года — ровно через пять лет после капитуляции рейха — в парижском Салоне д’Орсе, под гул моторов и шорох газетных полос, министр иностранных дел Франции Робер Шуман зачитал Декларацию, которая изменила карту Европы.
В зале было душно, гости переступали с ноги на ногу, а в воздухе витал запах типографской краски — только что вышли первые экземпляры «плана создания Европейского сообщества угля и стали». План, в котором с войны переходили к экономике. С пушек — на прокат.
Именно в тот момент Европа стряхнула угольную пыль со шпал, выпрямилась после катастрофы и вписала в послевоенный ландшафт новое слово — интеграция.
С тех пор прошло восемь десятилетий. А вокруг всё те же споры: сливаться в единый политический котёл — или беречь свою фонетику и парламентские традиции. Каждое поколение политиков — со своей версией, каждая эпоха — со своими рецептами объединения.
Сегодня мы пройдём по трём маршрутам, которые прокладывали эти идеи в XX и XXI веке — федерализму, функционализму и неофункционализму. Но для начала —посмотрим, как вообще выглядит настоящая интеграция.
Предыстория. Что такое интеграция и зачем она нужна
Когда-то давно, во времена, когда железный занавес казался вечным, а границы — повернувшимися спинами друг к другу государствами, на столах лежали документы, на которых рисовали не просто трактаты, а дорожные карты — как пустить мосты через реки и построить дороги взаимной выгоды. Эти карты и стали основой представления об интеграции: широкое взаимодействие экономик, техническое и технологическое содружество, долгосрочная взаимозависимость, приносящая пользу всем участникам.
Педантичный Лебедев насчет интеграции прописал семь признаков, словно в регламенте:
- Положительная сумма. Никто не должен остаться в минусе.
- Обособленность. Союз образует «островок» в мировом океане, но не отгораживается.
- Добровольность. Ни капли принуждения.
- Внутренняя и внешняя политика. От общих правил конкуренции до гражданства.
- Широта сфер. Политика, право, наука, экология — и не только экономика.
- Общие органы и нормативы. Штаб-квартира, регламент, свод законов.
- Общая судьба. Чувство, что «мы в одной лодке».
Звучит сухо? Еще как. Но за каждым пунктом стоит история: от первых шагов к Европейскому сообществу угля и стали до современных дискуссий о единой цифровой политике.
Федерализм: постепенное формирование наднационального государства
От голоса диктора в темном зале — к жарким дебатам в загородном замке Оснабрюка…
Представьте себе 40-е годы ХХ века. Европа только что вылезла из ада. Вместо созвонов по zoom — личные встречи в дымных кабинетах. И звучит слово «федерализм» — от лат. foedus, договор. Название одновременно надежное, хотя и пугающее: «надгосударство» слышится как «потеря суверенитета».
И вот, рядом с тяжелыми папками сидят Жан Монне и Альчиде де Гаспери, Жан Антуан Дюкло и Роберт Шуман — но старейшие из мыслителей — это Спинелли и теоретики, которые мечтали о «новом европейском сверхгосударстве». Они видели в национальных государствах врагов — каждый за себя, каждый против всех. Форма их мысли — федерализм, где разделение властей и строгие рамки гарантируют, что ни одна страна не станет диктовать остальным, как жить.
«Мы должны создать структуру, где люди будут выбирать своих представителей в наднациональный парламент. И даже суд, который будет следить, чтобы никто не вышел за рамки устава. Так мы получим баланс между крупными целями и местными интересами», — думали они.
На месте любителей скрупулезной философии после Второй мировой войны это звучало как спасение: «если мы хотим покоя, нам нужна Европа как единое целое». Но федерализм таит в себе и опасность: ведь истинная сила — в деньгах и ресурсах. Крупные игроки (Франция, ФРГ) легко нашли бы способы влиять на общее, а мелкие страны боялись бы потерять голос.
Итоги. Федерализм подарил Европе идею наднациональных органов: Европарламент, Европейский суд, Европейская комиссия. Сегодня мы скептически вздыхаем при упоминании бюрократии Брюсселя, но это — наследие федералистов.
Функционализм: интеграция через проблему
Кто не любил пощелкать пультом телевизора в 50-е? Легко было попасть на лекцию Девида Митрани…
Девид Митрани, австриец по происхождению, и его соратники (Питер Райнш, Лео Вульф) сняли розовые очки федерализма и настроили прицел на «функции». Задача: интеграция не через великое надгосударство — а через конкретные функции и сервисы. Строим наднациональные агентства: по углю и стали, по атомной энергии, по почтовой связи. Стучим молотком по одной сфере — и наблюдаем эффект «переливания»: развитие таможенных союзов тянет за собой экономическое сближение, а дальше — политические решения.
«Политические амбиции мешают делу, — говорили функционалисты. — Давайте отдадим специалистам полномочия и решим вопрос логистики, экологии или энергетики, не заигрывая с темой суверенитета».
Результат? Европейское объединение по углю и стали 1951 года стало прототипом. Помните — идея в том, что эксперты-технократы лучше знают, как решить насущные задачи, чем политики, жонглирующие риторикой. Но на практике оказалось: ни за один вопрос не отвечает лишь логика задач — в любом агентстве политика вмешивается.
Итоги. Функционализм добавил интеграции «управленческий метод», идею «мягкой силовой» передачи полномочий. Сейчас он спит в лабораториях аналитических центров, но дух Митрани живет в каждой наднациональной структуре ООН.
Неофункционализм: поднимаем ставки
Шум бокалов в комнате, где собираются молодые Линдберг и Хаас…
К 60-м европейской интеграции не хватило восторга федералистов и чистоты функционалистов. Появился Эдвард Хаас — он предложил смешать политику и функцию. Называли это «неофункционализмом». Главное: оставить национальные границы, но создать наднациональный центр, куда делегируется часть полномочий, и вокруг которого формируется «новое политическое сообщество».
«Люди должны начать доверять наднациональным институтам. Сначала — экономически: общие ставки, общие рынки. Потом — политически: общие выборы, общие суды. Довольно скоро доверие перетечет в лояльность», — утверждал Хаас.
Неофункционализм дал миру понятия «spill-over» — «перелив», «культивированное переливание» (cultivated spill-over) — когда экономическое сотрудничество аккуратно направляется политическими группами, чтобы не дать ему «вырваться из-под контроля». Хаас ясно видел: государства-актеры пассивны, а наднациональные органы и политические элиты — катализаторы.
Итоги. Неофункционализм объясняет, почему первое было Европейское экономическое сообщество, а не Европейский союз политический. Это теория о том, как сохранить национальную субъектность, но заставить государства постепенно привыкать к общему центру.
- Федерализм. Их мечта — надгосударство, земля обетованная, но с риском раздутой бюрократии.
- Функционализм. Гуру техник, обещавшие безнравственное решение проблем, но под гнетом политических амбиций.
- Неофункционализм. Гибрид, ставящий на постепенность и политический расчет.
Кто прав? Я склоняюсь к мысли, что ни один подход не исчерпывает истину. Европейская интеграция — не роман с хэппи-эндом, а сериал с неожиданными поворотами.
- Федералисты видели цель высоко — создание нового государства, но недооценили роль экономики.
- Функционалисты верили в технократов, но не учли, что бюрократия — форма власти, и рано или поздно она становится политизированной.
- Неофункционалисты попытались соединить лучшее из обоих, но заигрались в «манипуляции доверием»: общество то поддерживает, то отвергает наднациональный уровень.
Лично мне ближе идея «дезинсталяции серых зон» — когда интеграция не превращается в монстра, а остаётся гибридом проектов, как посевы разного зерна, посеянные в одну грядку и как результат рождается замечательный урожай.
Сегодняшний день. Игры продолжаются …
Год 2025. В здании Совета ЕС по-прежнему спорят о бюджете и миграции. Украина хочет быстрее, Великобритания — дальше, Россия — по своим правилам, а Турция — с оглядкой на Ближний Восток. Никто не кричит «федерализм!» громко, но все тянут одеяло на себя, стараясь впихнуть «spill-over» туда, где выгоднее.
Наднациональные институты сделали многое: Шенгенская зона, единая валюта для 20 стран, общие стандарты. И вместе с тем — рост евроскептицизма в отдельных регионах, от Брексита до местных референдумов о независимости.
Что дальше? Продолжение истории пишется на Facebook (соцсеть запрещена в РФ), соцсеть X (бывший Twitter) и в кабинетах европейских лидеров. Но суть остается прежней: интеграция — это не просто теория, это вечная игра сил, интересов и идеалов.
«Если бы я…» или немного честности рассказчика
Если бы я мог встретиться с Митрани, я бы сказал:
«Спасибо за вашу веру в технократов. Но помните: технология — всего лишь инструмент в руках политики».
Хаасу я бы пожал руку:
«Вы научили нас видеть процессы, а не бумаги. Но порой мы подменяем доверие экономическим расчётом».
Федералистам я бы просто улыбнулся:
«Вы доказали, что без институций интеграция не выживет. Но не забывайте — строить их нужно изнутри».
Интеграция Европы — это роман, который мы продолжаем писать вместе. А ваша роль — слушать внимательно, чтобы не пропустить ни одной главы.
…И сегодня, я уверен, как и прежде, где-то в загородном замке учёные спорят о “субсидиарности”. А в это время — в Берлине, Лондоне и Брюсселе — люди входят в залы голосований, чтобы выбрать, какой из подходов им ближе.
👉 Подписывайтесь на мой Telegram-канал: https://t.me/druzin. Там — финансы, инсайты, путешествия и никакой скуки!